ბიბლიოთეკა, ღვთისმეტყველება და არა მხოლოდ... პარამეტრები

[KAIROS]

ქართული საღვთისმეთყველო წიგნების ლინკები რომ დამიდოთ თუ შეგიძლიათ

ჩვენი ბიბლიოთეკა და ორთოდოქსი.გე
მეტი არაა და რად უნდა ლინკი

[თამარ]

Mystery Train
არსებობს. ალბათ, საჯარო ბიბლიოთეკაში მოგიწევს ნახვა. არის 1951 თუ 61 წლის საუნივერსიტეტო გამოცემა (ზუსტად არ მახსოვს), ენუქაშვილის შედგენილი წიგნი, ჰქვია /"პეტრე იბერი" (ფსევდო-დიონისე არეოპაგელი), შრომები/; ამ წიგნში შეტანილია ეფრემ მცირის თარგმანი. დიდი წიგნია ძველი. აქ არის არეოპაგიტიკის ხუთივე წიგნის ეფრემ მცირისეული თარგმანი.
კიდევ მინახავს ბატონი ედიშერ ჭელიძის (სასულიერო სემინარიის ღვთისმეტყველების კათედრის გამგე) თარგმანები ბერძნულიდან, მაგრამ გამოცემულია მგონი მხოლოდ მცირე ნაწილი. შეიძლება თავად სრულადაც ჰქონდეს.

[ikanosi]

ჩვენი ბიბლიოთეკა და ორთოდოქსი.გე

ჩვენი ბიბლიოთეკა ეგ სადააა? (ამ თემას არ ვგულისხმობ )

[KAIROS]

ჩვენი ბიბლიოთეკა ეგ სადააა? (ამ თემას არ ვგულისხმობ )

http://www.orthodoxy.ge/

ეს ყველაზე გამართული ქართული საეკლესიო საიტია, იქ სხვადასხვა განყოფილებაში შეიძლება ნახო უამრავი საინტერესო სტატია, ცალკე წიგნები არაა, მაგრამ ბევრი ინფოა.

[ikanosi]

KAIROS
ეგ ვიცი კაცო

წინათ ფორუმზე მიწერილი იყო განახლებული ბიბლიოთეკა გაიხსნაო და ის მინდოდა

[KAIROS]

განახლებული ბიბლიოთეკა გაიხსნაო და ის მინდოდა

ეგ ჩვენი

http://library.church.ge/

ნელნელა დაემატება და ამაში თქვენი დახმარებაც გვინდა

[ikanosi]

KAIROS
ეგ მინდოდა "კაკრაზ"
გმადლობ.....

მაში თქვენი დახმარებაც გვინდა

სიამოვნებით

[Mystery Train]

Mystery Train
არსებობს. ალბათ, საჯარო ბიბლიოთეკაში მოგიწევს ნახვა. არის 1951 თუ 61 წლის საუნივერსიტეტო გამოცემა (ზუსტად არ მახსოვს), ენუქაშვილის შედგენილი წიგნი, ჰქვია /"პეტრე იბერი" (ფსევდო-დიონისე არეოპაგელი), შრომები/; ამ წიგნში შეტანილია ეფრემ მცირის თარგმანი. დიდი წიგნია ძველი. აქ არის არეოპაგიტიკის ხუთივე წიგნის ეფრემ მცირისეული თარგმანი.
კიდევ მინახავს ბატონი ედიშერ ჭელიძის (სასულიერო სემინარიის ღვთისმეტყველების კათედრის გამგე) თარგმანები ბერძნულიდან, მაგრამ გამოცემულია მგონი მხოლოდ მცირე ნაწილი. შეიძლება თავად სრულადაც ჰქონდეს.

მადლობა დიდი

[Otherguy]

გამარჯობათ ყველას...

ძალიან მაინტერესებს თუ გაქვთ ქართულად ბასილი დიდის და გრიგოლ ნოსელის პასუხები ევნომიუს ქიზიკელის მიმართ... ინგლისურად რომ არის ინტერნეტში ვიცი, მაგრამ რატომღაც მსურს ესენი ქართულად წავიკითხო...

ახლახანს წავიკითხე ევნომიუსის აპოლოგია(რომელზეც ბასილმა გასცა პასუხი) და მერე ევნომიუსის პასუხი ბასილი დიდის მიმართ, რომელსაც გრიგოლ ნოსელმა უპასუხა...

მაინტერესებს ბასილი დიდის(და გრიგოლ ნოსელისიც) არგუმენტები სრულად, თუ როგორ აყალიბებს...

ხომ არ გაქვთ ვინმეს?

[KAIROS]

რატომღაც მსურს

ნეტა რატო
ხომ არ უნდა ამხილო მთარგმნელები
არ ვიცი საერთოდ თუა სადმე დაბეჭდილი ქართულად, მე არ მაქვს, თუ ექნება ვინმეს მოგწერს.

[Otherguy]

ნეტა რატო
ხომ არ უნდა ამხილო მთარგმნელები
არ ვიცი საერთოდ თუა სადმე დაბეჭდილი ქართულად, მე არ მაქვს, თუ ექნება ვინმეს მოგწერს.

არა, უბრალოდ უფრო "მშვიდად" წავიკითხავდი...

რადგან სამების მომხრეების ლოგიკა ცოტა უცნაური და რთული გასაგებია...

კაი იყოს ინგლისურად წავიკითხავ, მოვახერხებ რამეს...


პ.ს. წავიკითხე ეხლა ბასილი დიდის კომენტარი რამოდენიმე არიანულ არგუმენტზე(ბიბლიურ ფრაზებზე)... ისე შემოატრიალებს ხოლმე განმარტებით აზრს რომ რავი... (არა ზოგიერთი მართლა მომეწონა, ახსნა კარგი აქვს, უბრალოდ დასკვნა არ მომწონს ხოლმე... იმიტომ კი არა რომ სამებას ამტკიცებს, უბრალოდ არ ჯდება რა...)

[KAIROS]

უბრალოდ დასკვნა არ მომწონს ხოლმე... იმიტომ კი არა რომ სამებას ამტკიცებს, უბრალოდ არ ჯდება რა...)

ბასილიც დაიწუნა
ეგ შენში არ ჯდება, თორემ ისე მშვენივრადაა ჩამჯდარი, რომ
ოფფები წაიშალოს

[KAIROS]

გთხოვთ, ვიფიქროთ ბიბლიოთეკაზე.

[ანანო]

წიგნები თუ გაქვთ დასასკანერებელი, დაგეხმარებით

ჩემმა კეთილმა ძმამ ჩამომიტანა

[ეკატო]

წიგნები თუ გაქვთ დასასკანერებელი, დაგეხმარებით

ჩემმა კეთილმა ძმამ ჩამომიტანა

აუუუ, მე მაქვს ძალიან მაგარი წიგნები, ძირითადად ხატწერაზე, შენ თუ ამ წიგნებს დამისკანერებ მაგრად დამეხმარები

[ანანო]

აუუუ, მე მაქვს ძალიან მაგარი წიგნები, ძირითადად ხატწერაზე, შენ თუ ამ წიგნებს დამისკანერებ მაგრად დამეხმარები

არა შენ არ დაგეხმარები


დაგისკანერებ , აბა რას ვიზამ

[KAIROS]

გამარჯობათ .

საინტერესო იქნება თუ გაეცნობით ამ მცირე სტატიას

Алексей Остальцев

Два пути (ответ на сочинение арх. Рафаила (Карелина) "Об экуменизме")


Вопрос об экуменизме, свое мнение о котором распространил архимандрит Рафаил, заставляет еще раз вспомнить русскую историю.

Сегодняшние споры об экуменизме - это очередная вариация старой темы "новопечатных" книг, поднятой в 17-м веке. Как известно, спор о нововведениях патриарха Никона, осмелившегося печатать святые книги по-новому в "латинствующей" Венеции, расколол русское общество на верных "старой вере" (преимущественно ее "старой" букве) и тех, кто принял все-таки сторону официальной Церкви. Победил Никон. Сейчас самые "верные" старообрядцы живут за Енисеем в отдаленных резервациях, стараясь не общаться с "Церковью-блудницей" и цивилизацией, которая ее приняла. Отказ от обновления, предложенного Никоном, привел к отказу от мира, к самоизоляции и фактически к вымиранию: перевезенные в город, жители енисейских общин умирали от насморка, так как их организм не обладал общим для всех горожан иммунитетом. Безжизненность старообрядчества таким образом обрела совершенно уже буквальный смысл.

В 17-м веке Древняя Русь столкнулась с Западом и испугалась за себя, свои традиции и устои, без которых спасение древнерусским человеком просто не мыслилось. Сегодня, после изоляционистской политики СССР, корни которой уходили в старообрядческий испуг перед Западом, снова приходит время диалогов и неминуемых разрывов. Приходит всегдашняя боязнь за устои, на этот раз идеологические

Статья о. Рафаила декларирует именно отказ от диалога с церковным миром Запада в пользу "традиционной" для дореволюционной Руси православной схоластики, считающейся сегодня эталоном православия. Отсюда такая нелюбовь о. Рафаила к наследию Парижской школы, которая формировалась под знаком отказа от "древнерусского" монаршего православия, вывезенного эмигрантами из России. Автор старается поскорее навешать ярлыки на богословов, связанных с институтом св. Сергия в Париже: Сергия Булгакова упоминают исключительно как "идеолога софиологической ереси" (вся "ересь" ограничивалась одной работой, не сформировавшей никакой идеологии и ереси, если о. Рафаил укажет хотя бы одну группу практикующих "софиологов" - беру свои слова назад), Николая Афанасьева - как критика "современной православной литургики" и вообще - "этот Институт субсидировали антихристианские силы".

О.Рафаил не ставит перед собой вопроса о том, почему в Париже сформировалась эта группа богословов, и почему мнение этой группы оказалось влиятельным настолько, что спустя десятилетия продолжают выходить книги, развивающие темы Парижской школы. Почему вдруг авторы, выпущенные институтом св. Сергия, кинулись "критиковать" и сочинять еретические "идеологии"?

Если говорить вкратце, то группа "парижан", куда помимо Булгакова и Афанасьева входит Шмеман, Флоровский, Мейендорф, митр. Антоний (Сурожский) и другие, надломила древнерусскую установку на подражание и вечное возвращение к эталону, которая до сих присуща русскому православию и арх. Рафаилу в частности. Карелин честно признается, что, по его мнению, "за предыдущие столетия богословские аргументации в достаточной степени исчерпали себя и вряд ли современные богословы могут найти что-то принципиально новое в сравнении с тем, что уже было сказано и написано". Конечно, на этом статичном фоне работы "парижан" выглядят как "ересь" и "критика". Другими словами, неугодные о. Рафаилу писатели посмели пересматривать "то, что уже было сказано и написано", посмели разрабатывать новые богословские проблемы, забыв, что "вряд ли современные богословы могут найти что-то принципиально новое".

Вечное возвращение к уже найденному, к уже бывшему, восприятие настоящего лишь как эха, отзвука того, что уже было - таким видел мир допетровский человек, таким его видит и архим. Рафаил. "Необходимо подчеркнуть, что "обновление" в древнерусском понимании - это не новаторство, не преодоление традиции, не разрыв с нею… Если рассматривать "обновление" как движение, то это движение не только вперед, но и вспять, постоянная оглядка на идеал, который находится в вечности и в прошлом…" (А. Панченко. О Русской истории и культуре). Отсюда "человек с точки зрения православной культуры Древней Руси также был "эхом". Крестившись, человек становился "тезоименен" некоему святому, становился отражением, эхом этого святого…чем ближе к оригиналу это "изображение" и "начертание", тем человек совершеннее. Чем дальше оно от оригинала, тем человек греховнее и ничтожнее" (Там же).

Боль "бунташного" 17-го века в том, что принцип эха и повторения был отменен. На Русь пришла новая ренессансная историософия с идеей движения вперед и обновления, которая за три века успела врасти в русскую душу. Сегодня русский человек не мыслит себя эхом, он воспринимает себя как индивидуальность, а свой жизненный путь как единственный и неповторимый. Для "древнерусского" сознания грузинского пастыря все это греховно. Бросая реплику в адрес Николая Бердяева, о. Рафаил наделяет его "типической" чертой - "подчеркнутым индивидуализмом, приближающимся к анархизму".

Уникальность парижской школы в том, что, находясь в эпицентре новой историософии, в русле принципиально иного понимания времени, человека и истории, эти люди смогли свидетельствовать о православии. Конечно, прежде чем это произошло, имела место переоценка церковного наследия, вывезенного из России. Это был мучительный и чрезвычайно поучительный процесс - в миниатюре опыт эмигрантской церкви изобразил два возможных пути Русского православия, которые условно можно назвать путем монолога и диалога.

"Первую тенденцию я бы символически назвал синдромом Лотовой жены, - писал непосредственный свидетель процесса Никита Струве. - Это "взгляд назад". А всякий взгляд назад, как мы это видим по библейскому сказанию, ведет к окаменению. Это и случилось с одной частью эмиграции... Это течение возглавил уже достаточно престарелый, в свое время выдающийся русский иерарх - митрополит Антоний (Храповицкий). Это течение все еще продолжало мыслить церковь только в союзе с рухнувшим государством, то есть мечтало о восстановлении государства в его прежних формах, мечтало, что монархия продлится и останется непременным условием существования церкви… В этом "взгляде назад" был отказ от суда истории как раз над той же монархией … Но, может быть, в еще большей степени это был отказ вообще от самой истории".

К чему ведут подобные отказы показывает судьба епископа-эмигранта Феофана (Быстрова). Струве пишет, что не приняв истории, не пережив столкновения с иной культурой, епископ в конце жизни стал отшельником, которому "казалось, что история кончена". Не о том же ли стенали в горящих срубах русские старообрядцы? В условиях эмиграции живучее старообрядческое начало русского православия, противящееся всякой динамике и диалогу, снова дало о себе знать. Но исход это процесса один - пещера, где провел свои последние дни епископ Феофан - тот "Енисей", куда он бежал.

"Взгляд назад" повлек за собой в эмиграции остановку на мертвой точке, обусловив почти полное отсутствие религиозного творчества. Он был вполне совместим с благочестием, с текущим окормлением паствы, но, тем не менее, неизбежно влек за собой усыхание религиозного творчества, некий столбняк… Он сопровождался сужением понятия самой Церкви только до России, к тому же до России прошлого. Церковь воспринималась не как благая весть о спасении мира, а как последний уголок отечества. Никакой перспективы на будущее, никакого взгляда вперед! Сама по себе эта точка зрения могла бы существовать, но она сопровождалась горделивой уверенностью, что только в этой части церкви сохранилась верность православию".

Как видно, многие из описанных явлений присутствуют сегодня в церковной жизни. Их последствия - достаточно четко описаны.

Вторая группа эмигрантов (сформировавшая костяк института св. Сергия) восприняла своё пребывание на Западе как миссию, что, естественно, определило их деятельность и содержание проповеди. Столкнувшись с иной религиозной традицией лицом к лицу, представители этого движения попытались найти нити, связующие православие и европейское христианство, чтобы начать диалог. Оказалось, что эти нити уходят гораздо глубже времен возникновения Русской Церкви. Отсюда так естественно выглядит обращение к нерусскому православному опыту, к опыту Византии (Мейендорф), к опыту поздней античности и раннего средневековья (Флоровский). Очевидно, что опыт Русской Церкви ничем не мог помочь миссионерам. Более того, он оказался опытом в некоторой степени ограниченным, о чем пишет, например, Г.Флоровский в своей книге "Пути русского богословия".

Очевидно, что путь диалога (т.е. проблема экуменизма) однозначно осуждается арх. Рафаилом. Читая его труд, складывается впечатление, что единственный способ общения с неправославным миром - это отлучение и анафематствование. Ведь "уже на заре христианства апостол Иоанн анафематствовал еретиков-докетов в самой категорической форме", и "Апостол Павел советует отвращаться от еретика после первого или второго вразумления, потому что "тот развратился". Архимандрит не верит в саму возможность обращения европейца в православие: "скорее, племена, живущие в лесах Амазонки или пустынях Африки, воспримут истину и свет Православия, чем теологи и профессора протестантских университетов, привыкшие говорить о вере, закинув ногу на ногу". Это отказ без попыток что либо сделать! Нежелание о. Рафаила благовествовать протестантским профессорам можно оправдать - тот образ "еретической" богооставленной Европы, который он создал в своем мозгу, действительно не вызывает позыва к миссионерству. Это и "нога за ногу" и "католическая жестокость", которую Запад питает ко всему православному миру со времен крестовых походов, это совместные молитвы "с квакерами, пятидесятниками и т.д.", "ритуальные танцы язычников и представления псевдохристианских сект".

Этот образ достаточно схематичен. Точно так же и на Западе есть ревностные католики, питающие презрение к "бородатым схизматикам" с Афона, дышащим на пуп во время молитв.

Вывод один - мы, христиане Запада и Востока, в отличие от классических еретиков и ортодоксов эпохи Вселенских соборов, не знаем друг друга, питаясь вымыслами и "бабьими баснями", доставшимися нам в наследство от предков. Христианская Европа - совсем не то, что мы о ней думаем! Эту мысль проводит в своей книге "Пути Русского Богословия" прот. Георгий Флоровский, который, в отличие от арх. Рафаила, в Европе не только был, но и жил в ней!

[ბადრი]

KAIROS

აქ კარგი იქნებოდა კარელინის ნაშრომიც რომ დადებულიყო

[KAIROS]

ეგ ყველგანაა და თავისუფლად შეიძლება მისი მოძიება

[KAIROS]

აბააა, ახალი საკითხავი
იმედია რახან არაფერი იწერება დიდად საკამათო, აქ ვიკითხოთ ხოლმე, როცა შემოვალ არ მოგაწყენთ


прот. Александр Салтыков



О змее в 3 главе книги Бытия



Согласно Божественному приговору, грехопадение наложило печать на всю природу. Изменение в природе начинается со змея, и это понятно, поскольку это существо оказалось, так сказать, в центре событий. Употребленное в данном случае для именования змея древнееврейское слово «нахаш», является обозначением змеи в общем смысле, в отличие от конкретных именований разных видов реальных и мифических змей, содержащихся в Ветхом Завете.[1] Церковная традиция единодушно усматривает в образе змея двойственность: это дьявол-соблазнитель и одновременно это природное существо, через которое он действует. Вызванная «экстремальной ситуацией», вся информация о змее звучит весьма негативно, поскольку змей помог, как известно, дьяволу в деле совращения человека. Как говорит свт. Иоанн Златоуст, «Слова принадлежали диаволу, который возбужден был к этому обману своею завистию, а этим животным воспользовался, как удобным орудием…».[2] Вина его, по словам св. Иоанна Златоуста, состояла в том, что он подчинился воле злого демона. Тем не менее, весь рассказ содержит ряд примечательных сведений о змее. Поскольку нас занимают последствия грехопадения для мира природы, следует внимательно рассмотреть все, что сказано о змее, как природном существе, так как это единственное помимо человека относительно подробное описание живого существа в тексте Шестоднева. Змей вообще - одна из добрых природных тварей, произведенных землей по воле Божией на пользу человеку. Как эта добрая тварь была соблазнена змеем, мы не знаем, но в жизни встречается множество случаев, когда служебное животное изменяет хозяину. Так, например, нередко вор бросает кусок мяса собаке, и она пропускает его в дом своего господина. Поскольку змей послужил врагу, Божественный приговор объявлен им обоим, но так как текст очень краток, в нем имеет место совмещение сказанного каждому из них в общей фразе. Очевидно, нужно различать, вслед за св. Иоанном Златоустом, что сказано Господом на Суде змею, как диаволу, и что относится к бессловесному природному существу. Но могла ли прямая речь Судии относиться к бессловесной твари? В это нет ничего особенного, поскольку и мы постоянно обращаем речь к животным, когда сердимся на них, и когда мы ими довольны, и животные нас прекрасно понимают.

Прикасаясь к теме участия змея в совращении людей, мы вновь оказываемся перед двойной опасностью в наших попытках уяснения смысла описанных событий: с одной стороны, мы можем впасть в упрощенное, буквалистское, узко ограниченное понимание; с другой стороны, не меньшей опасностью является уход в некое якобы глобально символическое видение, когда, под предлогом широкого и глубокого проникновения в подлинную и общечеловеческую суть событий, на самом деле предмет веры и реальное содержание подменяются общими абстрактными аллегориями, потерявшими свою конкретность. Нам следовало бы придерживаться святоотеческого подхода, в котором современные знания не отрицаются, а получают подлинное истолкование в свете духовной реальности.

По традиции, сформулированной А.П. Лопухиным, змей «несомненно, представляется в Библии обыкновенным, естественным змием».[3] Согласно научной классификации, змеи относятся к пресмыкающимся. По Священному Писанию, пресмыкающиеся созданы в Пятый «день». В Шестой «день» созданы «скоты и звери земные» и «гады земные». Библия различает «пресмыкающихся, которых произвела вода, по роду их», и «гадов земных, по роду их» (Быт.1:21,25). Пресмыкающиеся и гады обозначаются словами «ремес» и «шерец», в буквальном смысле «двигающийся», «ползающий». К ним Библия относит всех пресмыкающихся, обитающих в воде и на земле, крылатых насекомых, ползающих на чреве и многоножных животных.[4] По мнению прот. проф. Глеба Каледы, в рамках современного научного понимания под «гадами земными» подразумеваются лягушки, жабы, амфибии и змеи: «К такому пониманию этого слова нас склоняют и палеонтологические данные, так как появление амфибий и змей совпадает со временем появления млекопитающих».[5]

Если земноводные подходят под определение прот. Глеба Каледы, то змеи как пресмыкающиеся должны быть отнесены к тварям Пятого «дня». Однако по палеонтологическим данным они появляются в эпоху, соотносимую в современной научной апологетике с Шестым «днем», на что и указывает прот. проф. Глеб Каледа. Снова перед нами та же трудность, с которой мы сталкивались ранее при описании других форм жизни в библейском и научном понимании.

В свете этой трудности представляет интерес отметить, что змеи, по современным научным данным будучи моложе прочих пресмыкающихся, по времени оказываются ровесниками млекопитающих. И теперь, вчитываясь в библейский текст, мы начинаем замечать некоторые особенности, неизвестные традиционному пониманию природы первозданного змея.

Строго говоря, если следовать буквальному смыслу текста в контексте современных представлений, описанный в Библии первозданный змей до грехопадения не имеет выделенных признаков пресмыкающегося и может быть отнесен к пресмыкающимся только на основании своего именования. Более того, есть основания сказать, что по «классификации» Шестоднева первозданный змей отнесен к «полевым зверям».

Это следует из слов Священного Писания, где читаем: «Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог» (Быт. 3:1). Здесь выражено превосходство змея над скотами и зверями. Далее, вторично в Приговоре он вновь сопоставлен именно с ними: «проклят ты пред всеми скотами и… всеми зверями» (Быт. 3:14). Возникает вопрос, по какому основанию змей дважды сопоставлен именно со скотами и зверями. Если змей – пресмыкающееся, то почему он сопоставлен со зверями и скотами и именно перед ними проклят, без всякого упоминания более близких ему по происхождению пресмыкающихся и гадов? Если это основание – «хитрость», то является ли хитрость особым уделом зверей и скотов, и тогда змей будет исключением из всех иных живых существ - пресмыкающихся, земноводных, птиц и прочих - по этому признаку. Под «хитростью» в данном случае обычно понимают некую низшую мудрость (согласно со смыслом стоящего здесь еврейского слова «арум»[6]).

Во всех древних и даже средневековых культурах есть понятия о мудрых животных. Эти понятия не являются непременно следствием языческих культовых представлений – нередко их можно понимать просто как результат наблюдений над животным миром. В мировом фольклоре распространены многие образы мудрых животных. Например, мудрые птицы – такие, как скажем, сова или ворон. В африканском фольклоре символом мудрости является черепаха. В европейской традиции известен хитрый лис. Здесь хитрость – мудрость в низшем смысле. Этот образ употреблен в таком именно значении и в Новом Завете. Господь Иисус Христос говорит об Ироде: «Рците лису тому…» (Лк.13:32) - имеется виду свойственная Ироду низменная хитрость, лукавство.

Наиболее общепризнанным с древнейших времен символом мудрости является змея. В Ветхом Завете есть и положительный образ змеи - изображение медного змея, которого создал Моисей и который спасал людей от укусов ядовитых змей, хотя там употреблено другое наименование змея («сараф» - жгучий). Рассказ о медном змее свидетельствует, что сам по себе змей, как природное существо, не является изначально дурным – Бог зла не сотворил. Таким образом, сам Моисей оставил нам два образа змея - отрицательный и положительный. Более того, в беседе с Никодимом Сын Божий упоминает изображение медного змея как Свой прообраз, как аллегорическую икону: «Как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну человеческому» (Ин. 3:14). Здесь змей есть уже образ высшей мудрости, спасающей от греха и вечной гибели. В Новом Завете также сказано: «Будьте мудры, как змеи» (Мф. 10:16).

Как замечает блаженный Феодорит, «диаволу не трудно было произвести обольщение и посредством другого зверя»[7]. Но дьявол по гордости пожелал воспользоваться змеем, нам представляется, именно потому, что он был наиболее выдающейся земной тварью из бессловесных. То, что произошло, совершилось по попущению Божию.

Как и все полевые звери и скоты, змей получил свое имя Раю. Святой Ефрем Сирин утверждает, что «Творец <…> рабу предоставил наречь имена животных, чтобы помнил он <…> что сам дал имя змию»[8]. Быть может, как наиболее одаренный, даже был первым из всех поименованных? В Раю поименованы помимо животных, только птицы, с которыми змей не сопоставлен.

Обратим внимание, что пресмыкающиеся, созданные в Пятый «день» и ползающие по земле «на чреве», не названы среди существ, допущенных в Рай для их именования. Но птицы – летающие по небу существа – тоже созданы в Пятый «день»; однако, они в Рай призваны. Пресмыкающиеся и птицы противопоставлены по отношению к земному Раю, и это также нельзя считать случайным. Это противопоставление, выражающее иерархию твари, может обозначать, как символ, две возможные в каждом человеке тенденции – лететь к небу вдохновением своего сердца или ползать на чреве по земле в ненасытном поиске примитивных материальных «благ». В Рай попадают те, кто летит к небу.

Животные, как существа, созданные в следующий, Шестой «день», находятся вне этого противопоставления двух крайностей. У них свой путь в Рай, в отличие от птиц, и своя символическая обозначенность как существ, более близких к человеку. Они являются выражением свойственных человеку чувств. Вспомним также, что человек первоначально искал себе равного помощника среди существ Пятого и Шестого «дней», птиц и животных – но не среди пресмыкающихся.



Если строго следовать тексту, то наказание, определенное змею, по противоположению позволяет допустить, что первоначально он имел иной, не свойственный змеям вид и лишь по повелению Божию приобрел типичную змеиную внешность. «И сказал Господь Бог змею: за то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми; ты будешь ходить на чреве твоем, и будешь есть прах во все дни жизни твоей» (Быт. 3:14). С проклятием по тексту связано «хождение на чреве и на персях»: это значит, что змей становится нечистым существом: «Всякое животное, пресмыкающееся по земле, скверно для вас… Всего ползающего на чреве… не ешьте, ибо они скверны» (Лев.11:41-42). До грехопадения, в мире красоты и чистоты не могло быть «нечистых» животных. Трудно предположить возможность беседы жены в Раю с заведомо нечистым существом.

Некоторые виды, например, питоны, имеют зачатки задних ног, но это не дает достаточных оснований отождествлять описанного в Библии змея с реальными змеями. Разве есть основания полагать, что у змей отмерли конечности. Итак, в этой части текста, посвященного змею, дается понять, что он первоначально близок зверям и скотам. Мы думаем, что библейский автор достаточно точен в выборе и употреблении названий и понятий для изложения своих положений. Современники пророка Моисея не могли спутать «полевого зверя» с пресмыкающимся или с «гадом». Тем не менее с ними, по описанию в тексте, у первозданного змея нет никакого соотношения, кроме имени. Поэтому даже только сопоставление змея со «зверями полевыми», но не с пресмыкающимися и не с «гадами земными» – является вполне значимым и требует от нас внимания. Как выясняется, такой вид бытия для змей есть следствие особого наказания за соучастие в преступлении, которое можно расценить как предательство. И свт. Иоанн Златоуст прямо говорит, что первоначально это был «зверь»[9], и лишь после преступления он становится пресмыкающимся. Господь его изменил, сказав (в пересказе свт. Иоанна Златоуста): «Тебе повелеваю принять другой образ устройства – пресмыкаться по земле и ею питаться…»[10]. Свт. Иоанн Златоуст называет его зверем, конечно, потому, что змей сопоставлен со зверями и скотами. Об изменении внешности змея говорит, хотя не так уверенно, и св. Ефрем Сирин. По его учению, «змий, пришедши <…> не принял даже на себя ложного вида, но предстал в том виде, который имел, предстал пресмыкающимся, с поникшими долу глазами»[11]. Но далее он объясняет, что причиной чревохождения является наказание за преступление: «”На чреве твоем ходити будеши”, потому что жену подверг ты болезням рождения»[12]. Следовательно, согласно этим св. Отцам, до преступления у змея был какой-то другой вид и иной способ хождения– обратно наказанию. Учитывая необходимую поэтическую образность текста – запредельное описывается только поэтически – мы должны принять сказанное в прямом смысле изменения образа змея. В высказываниях свт. Иоанна Златоустого и св. Ефрема Сирина нет противоречия, как мы полагаем.

Очевидно, змей является тварью Шестого «дня». Изначально это существо стояло в некотором существенном отношении во главе всего первозданного животного мира. Своей превосходящей всех скотов и зверей природной одаренностью этот «зверь», очевидно, мог располагать к себе людей, которые охотно с ним общались: ведь многие святые привлекали к себе зверей, в том числе даже свирепых – львов, медеведей и других, которые при них становились кроткими; и вообще во все времена люди часто с удовольствием общались и общаются, «дружат» с собаками, лошадьми, дельфинами и другими высокоорганизованными животными.



Суть, по нашему мнению, в том, что было дано произволение Божие на частичное повреждение природы в единичном случае - в змее – как испытание, через которое должен был пройти человек – так же, как в других, более частных обстоятельствах Бог разрешил сатане искушать Иова многострадального для большего посрамления сатаны. Это единичное повреждение первозданной природы состояло именно в том, что врагу было дозволено воспользоваться, по его желанию, наиболее одаренным животным для его попытки совращения человека. Ева должна была принять хитрейшего с большим доверием и интересом, чем кого-либо другого зверя. Поврежденность природного змея в этой ситуации находит выражение и в том, что сатана им воспользовался в полном объеме для своей цели. Но существо, которое находится в прямой зависимости от сатаны, именуется одержимым, бесноватым. В случае, если человек побеждал это искушение, змей был бы исцелен, так как сатана потерпел бы поражение. Но в случае успеха бесовской интервенции против человека это единичное, частное повреждение вполне последовательно должно было распространиться на всю сотворенную природу, с большей или меньшей причастностью злу каждого природного явления, как это и произошло. Поэтому вполне допустимо считать, что ползучее состояние змея и столь значительное снижение качества пищи являются выражением его падения с прежней высоты и внешним выражением его проклятия. Он и проклят перед зверями и скотами потому, что ранее они знали и видели его в своем зверином мире, как в каком-то смысле первого, признавая преимущество в хитрости. Теперь он оказался низвергнутым.

Впрочем, он уже и к Еве мог подбираться пресмыкаясь, поскольку власть беса, его торжество всегда выражается в насилии над одержимым – нередко одержимые люди ведут себя, как звери, бегают на четвереньках и т.д.. Также и одержимые животные изменяют свое поведение вплоть до гибельных действий. В евангельском рассказе о гадаринском бесноватом одержимые свиньи бросились в озеро и потонули (Лк.8:33). В деле искушения первых людей задача у беса была иная: не просто гибель живого существа – змея, а гибель образа и подобия Божия, человека и с ним – всего мира. Для этого нужно было обольстить человека посредством вида достаточно приятного собеседника. Ползучесть может выражать заискивание, как попытку расположить к себе. Это могла быть одна из уловок, на которую был способен по своей одаренности, вероятно, лишь хитрейший из зверей, и эта его способность была использована дьяволом. Хитрость для всякого животного не в словах – оно же бессловесно – а именно в уловках. А если Ева не поняла, что перед ней бесноватое существо, это нисколько не удивительно, потому что у нее еще не было опыта, и весь текст с описанием беседы об этом говорит. Лицемерное пресмыкание змея перед Евой выражается уже в том, что беседа начинается в вопросительной форме – как будто она (для начала) должна объяснить ему, низшей твари, что людям говорил Бог. Таким образом, змей действительно предстал перед Евой не в ложном, а в свойственном ему по его способностям виде - «пресмыкающимся, с поникшими долу глазами», как говорит св. Ефрем Сирин. А на Суде Господь навсегда оставил ему такой вид в наказание со словами: «повелеваю принять другой образ устройства», - по свидетельству св. Иоанна Златоуста, «потому что жену подверг ты болезням рождения», - как сказал св. Ефрем Сирин.

По-видимому, «змеем» в тексте именуется природное существо, обладавшее особой среди всей первозданной неразумной твари мудростью, и, возможно, потому оно и названо в тексте именем, соответствующим широко распространенным представлениям во всех мифологиях о змее, как особом среди животных носителе мудрости. Такое первоначальное положение змея несколько напоминает первоначальное же превосходство главы падших ангелов в небесном мире до их грехопадения[13].



Как мы уже ранее замечали, особое значение для описания живых существ у библейского автора имеет питание. Указание на пищу, как признак, определяющий образ жизни существа, является существенным приемом в библейском тексте и имеет как прямой, так и символический смысл. Первоначально змей вместе со всеми другими существами питался травной зеленью. Однако после преступления питание у него изменено. И это особенно характерно.

Наказанный змей отныне питается не как все животные до грехопадения: теперь он будет есть землю или «прах», то есть собственно, землю, уже получившую проклятие.

Так во всех переводах: англ. – dust; пыль; франц. – pоussiere; также пыль; нем.- Erde (земля); чешском – прах (“жрат будеш прах”); польском – prox; итал. polvere – пыль. Итак, возможно три значения, имеющие разные смысловые оттенки - пыль, прах, земля.

И вот именно здесь, в вопросе о питании скрыто нечто существенное для понимания соотношения первозданной и эмпирической жизни.

Древняя и более поздняя святоотеческая традиция и вообще вся православная литература, посвященная грехопадению и его последствиям не уделяет внимания вопросу о питании, как второстепенному. Возможно, аскетизм великих подвижников к этому их не располагал. Вопрос о значении питания в библейском описании происхождения мира и мировой жизни остался до наших, более грубых времен, когда развитие систематического научного знания стало требовать тщательного анализа любых явлений. Традиционно под питанием прахом подразумевается уничижение змея, как соучастника дьявольского преступления. Это безусловно так, но у нас возникает закономерный вопрос, что означает замена первоначального всеобщего травного питания – питанием прахом для провинившегося змея. Прах означает унижение и презрение. Пророк Михей говорит об унизительном значении лизания праха, и интересно отметить, как он сопоставляет змею с червем: враги «…Будут лизать прах, как змея, как черви земные выползут они из укреплений своих…» (Мих. 7:17). На основании этого и других текстов можно говорить, что «лизать прах считалось выражением полной покорности»[14]. В Бытии, однако, говорится именно о питании прахом или землей, а не о лизании праха. Прах сам по себе – это полусгнившие, в первую очередь растительные остатки. Замечательно, что падшему змею дана по-прежнему растительная пища, но потерявшая свои качественные свойства.

И здесь мы должны констатировать, что змеи прах не едят: они – хищники и питаются исключительно живыми существами от мышей и лягушек до относительно крупных млекопитающих., Ядовиты, как всем известно, некоторые виды змей. Отсюда у нас возникает вопрос, как понимать питание змея прахом, землей, в то время как змеям свойствен совершенно иной вид пищи. Не следует ли видеть в таком описании наказания, постигшего змея, аллегорический смысл? Частично он здесь присутствует, поскольку образ змея двоится: он и образ сатаны, и одновременно - природное существо. Сейчас он нас интересует как природное существо. Поэтому мы не можем пройти мимо того факта, что питание прахом должно быть признано как определенный вид питания, действительно присущий определенным природным существам, в первую очередь - червям. Древняя традиция этим совершенно не интересовалась, и верила, что змеи на самом деле вкушают прах. Свт. Иоанн Златоуст также полагает, что змей действительно питается землей: «тебе уже невозможно будет смотреть вверх, но постоянно должно находиться в таком положении и одному между всеми зверями питаться землею» [15]. Но все же никакие змеи не питаются землей, а питание червей еще менее могло привлекать внимание воспитанной на аскетизме богословской мысли.

Совмещение признаков разных существ под одним наименованием само по себе в Библии возможно - «это происходит со многими названиями животных в Библии, (которых) нельзя однозначно отождествить с определенными видами»[16].

Библейский текст написан на общедоступном уровне. Прежде чем отыскивать более глубокий смысл, попробуем сначала разобраться с конкретным смыслом. Наименование «червь» здесь, в применении к конкретному библейскому тексту о наказании змея, может быть использовано как обобщение всех существ, известных современной науке и питающихся землей, прахом, илом. Замечательно, что в Библии черви упоминаются в связи с испорченной пищей, гнойными нарывами, разложением трупов. Возможно, к ним причислены улитки и гусеницы[17]. Среди собственно червей существуют множество «специализаций»: среди них есть питающиеся навозом, и растительными остатками, есть питающиеся грибами, есть не только мирные, но также и хищники. Плоские черви наиболее примитивны, живут в море; есть пресноводные. Не только черви ползают на брюхе и питаются прахом – есть брюхоногие моллюски, которые также ползают и едят ил, есть безногие ящерицы, безногие амфибии, - это узкие группы. Среди всех них есть хищники, однако можно предположить, что библейский текст в данной фразе скорее всего говорит о существе, как будто бы мирно питающемся прахом. Это значительно сужает возможный круг «родственников» падшего змия. Более всего к библейскому тексту подходят, по-видимому, земляные (или дождевые) черви, которые, вероятно, водятся на восточном побережье Средиземного моря и скорее всего были известны библейскому народу. Согласно научной классификации, семейство земляных (или дождевых) червей относится к классу кольчатых червей Lumbricus terrestris L., были впервые описаны К. Линнеем (за обсуждение этого вопроса и информацию автор сердечно благодарит к.б.н. К.А. Трувеллера). Черви еще по лестнице Ламарка – древнейшие, это общепризнано, и появились раньше рептилий. С биологической точки зрения узнаваемый в тексте дождевой червь весьма полезен для природы, поскольку дождевые черви, эти «пахари природы», перерабатывают землю.

Определенную близость к червям по морфологическим признакам имеют также погонофоры, еще более древние беспозвоночные существа, которые живут глубоко в воде в горячих источниках, у них особое питание через бактерии. Все они обречены ползать, и в данном случае напрашивается мысль о символическом смысле отсутствия у этих существ спинного хребта. Бесхребетность обычно обозначает безвольность, ничтожество. Вообще можно заключить, что все ползающие, определяемые в Ветхом Завете, как «нечистые» существа являются как бы «потомками» первородного змея.



У нас, однако, назревает вопрос: почему питание, свойственное червям, приписано змею? Несомненно, это знак ничтожества, каковым оказался змей, и в таком смысле относится не только к природному существу, но и к овладевшему им сатане. Но Священное Писание подчеркивает постоянство и реальность такого питания: «будешь есть прах во все дни жизни твоей» (Быт.3:14). Относится ли это только к первозданному змею или также и к его потомству? В отношении человека в том же действии Суда Божьего употреблено аналогичное выражение и также в связи с питанием: «со скорбью будешь питаться … во все дни жизни твоей» (Быт. 3:17). Никто не сомневается, что наказание, данное Адаму и выраженное через питание, распространяется на все человечество. По аналогии можно считать, что и наказание, данное змею и также выраженное через питание, распространяется на весь его род в будущем. «Все дни жизни» и для Адама, и для змея - это уже не «дни» шестидневного мира, а другие дни мира падшего. У обоих изменилось не только питание. Человек получил кожаные ризы, а змей – жало. К тому же, далее говорится о вражде с женой и семенем ее, что обычно понимается и как описание чувственного змея, и как образ мысленного врага. Как утверждает св. Иоанн Златоуст: «Это относится только к чувственному змею <…> если это сказано о чувственном змее, то еще более нужно прилагать сказанное к мысленному змею»[18].

По словам А.П. Лопухина, ссылающегося на «большинство авторитетных толковников», змеиный способ передвижения был и ранее его природным свойством, но теперь «оно становится символом унижения и презрения <…> по чувству отвращения к его носителю». Питание прахом, по его мнению, есть метафора. Эти слова «дают образное выражение той же самой идеи о пресмыкании змия, поскольку оно неизбежно ведет за собой вдыхание земной пыли и соприкосновение с различными ее нечистотами»[19]. Все же мы должны заметить, что такой комментарий не точно передает содержание текста: как-никак, но питаться землей или пылью - это одно, а вдыхать и соприкасаться – это совсем другое. В наше время это особенно понятно: в современных городах все дышат пылью, но едят обычную пищу.

Мы должны считаться с тем, что теперь хорошо известны и изучены существа, которые буквально питаются, пропуская через свой организм пыль, прах, землю. К тому же не все «авторитетные толковники», как мы видели, разделяют такую точку зрения. Напомним вновь, что святоотеческий способ толкования заключался не в отрицании существующих знаний и не в превращении всех текстов и образов в некий всеобщий аллегорический язык, а в том, чтобы найти, вернее обнаружить место каждого явления или события как реальности в плане Божественного домостроительства. Конечно, мы не собираемся отрицать наличие символико-аллегорического уровня ни в этом, ни и в других библейских текстах. Так, символический смысл змеиного жала понятен, как образ ядовитой речи змея к Еве, которую он отравил ядом своих слов и как распространение зла вообще. Питание прахом может иметь смысл ничтожества и крайнего уничижения. Тем не менее аналогия в наказании питанием между человеком и змеем говорит об определенной аналогии между изменениями в потомстве того и другого.

Дело также и в том, что по мнению древних, и собственно пресмыкающиеся, - в том числе змеи, - и черви, и многие другие «червеобразные» существа могли относиться к одному виду, хотя их и не отождествляли, - поскольку классификация живых существ у древних народов имела внешне-морфологический, а не сравнительно-анатомический характер[20]. Поэтому объединение признаков разных существ в одном не представлялось нарушением природных закономерностей, как это воспринимает современный человек.

Итак, мы приходим к удивительному заключению, по которому Священное Писание говорит о приобретенных змеем в его падении свойствах ползать на чреве и питаться как червь и в этом отношении близкие ему виды. Поскольку же червь именно ползает на чреве и перерабатывание пищи - земного праха - является его основным занятием, то появляются, как будто, и некие основания для отождествления падшего змея с червем. Но одновременно определяются и общеизвестные признаки змеи: о чувственном змее в Божественном Приговоре сказано: «ты будешь жалить его в пяту» (Быт. 3:15), то есть он будет (в будущем) обладать ядовитым жалом (очевидно, опасного для людей жала в свой «райский период» змей еще не имел), что совсем не свойственно безобидному червю. Подчеркнуто, что жалить человека он будет в пяту, то есть снизу, с земли, в отличие от других жалящих тварей, скажем, от насекомых. Заметим, что питаться прахом и иметь ядовитое жало – достаточно противоположные свойства.

В целом, здесь впервые указываются определенные признаки падшего мира: ведь согласно тексту Шестоднева, в первозданном мире никто не питался прахом, не было хищников (змея – хищник) и никто никого не жалил. Удивительным образом, хитрейший змей в предельном своем ничтожестве распадается, разделяется как бы на два существа – собственно змея и червя. У них, однако, есть и один общий признак – оба ползают, ходят на чреве. Однако в христианской традиции нигде, как будто, нет прямого отождествления первозданного змея с червем, так что обнаруживаемое нами их «родство» следует, очевидно, понимать не в прямом биологическом смысле, а иначе.

Сказанное, по нашему мнению, означает, что первозданный змей из более высокого разряда существ, то есть полевых зверей и скотов, - тварей Шестого «дня» – именно перед ними он проклят – перемещен в значительно более низкий разряд тварей и наделен новыми, достаточно отрицательными свойствами. Такое изменение показано именованием только что указанных вполне определенных новых признаков.

Пресмыкающиеся, будучи созданы ранее животных – еще в Пятый «день», – отстоят дальше от человека и в целом более примитивны. чем животные. Черви также должны быть отнесены к тварям Пятого «дня» или даже еще более раннего периода. Здесь Св. Писание показывает нам особый случай «инволюции» животного – в совершенно другой вид, или виды, как обозначенное Божиим наказанием следствие дьявольского действия. По нашему мнению, это чрезвычайно существенно для понимания библейского текста о миротворении в целом. Мы должны отметить, что этот единичный и исключительный случай полностью разрушает – по причине первоначальной принадлежности или близости змея к животным и скотам в творении Шестого «дня» – все «согласование» с учением эволюции, в которой этот вид живых существ занимает свое место согласно научной классификации среди прочих пресмыкающихся и червей.



Все это, быть может, несколько проясняется, если вспомнить, что произнес Сам Господь Иисус Христос о земле. В Нагорной проповеди Он сказал, что земля – это место тления в природе и взаимной вражды, зависти, насилия в человеческом обществе. Именно это выражено в словах: «Не скрывайте себе сокровищ на земли, идеже червь и тля тлит, и идеже татие подкопывают и крадут»,- в противоположность Царству Божию на небе, «идеже ни червь, ни тля тлит и идеже татие не подкопывают…» (Мф. 6:19-20). Итак, здесь дважды сказано, что на земле червь – тлит, как и тля; а о змее здесь ничего не говорится, поскольку у змея другие функции. Но указано для нас главное – разрушительная деятельность «червя», как символа разрушительных сил в земной природе.

Если «червь и тля» стоит в церковно-славянском переводе с греческого, где допустим также перевод «моль» и «тля», то в русском переводе использована латинская редакция - «моль и ржа», причем другими переводами латинского «tinea» - «моль» может быть «гусеница» и «пиралида» (вид ночной бабочки). В переводах на европейские языки используются обе редакции. В этих равноправных редакциях стоят обозначения разных существ, но это не имеет значения, - поскольку Священное Писание не учебник по биологии – а суть в том, что через них очень конкретно обозначается процесс тления, который осуществляется деятельностью всех подобных существ.

Тот, Кто произнес проклятие на змея, Тот указал нам, что червь, моль, гусеница (для древнего восприятия гусеница – червь), ржа непрерывно тлят всякое сокровище – весь материальный мир. Но когда началась эта разрушительная работа? Ответ очевиден – когда было произнесено проклятие на змея, приобретшего свойства не только жалить, как свойственно ядовитым змеям, но и питаться прахом, как свойственно червям, жукам-точильщикам и прочим существам, обычно обозначаемым как «вредители». Падение змея и его наказание есть, таким образом, собирательное обозначение начала разрушительных процессов в природе, возникших в некий неопределимый «момент» в некоем неопределимом, но единственном месте - в райском саду, где находились первые два человека, зверь и деревья, - и осуществляемых через посредство разнообразных и многочисленных существ – паразитов. Здесь появилась в буквальном смысле «червоточина», которая распространилась на все мироздание. Эти живущие за чужой счет и подтачивающие мир существа появляются по особому повелению Божию, как наказание за преступление, как бы в последний «момент» райского бытия в некоей пограничности еще неразрушенного первозданного мира, но уже как подлинный символ и как признак падшего мироздания, - в отличие от всех других существ, созданных при иных обстоятельствах. Эти тлящие существа уже не входят в мир, в котором все «добро зело». Но еще следует учесть несоразмерность времени: все эти существа имеют, к тому же, разный исторический возраст.



В Священном Писании и в церковной традиции мы имеем также собственно символические образы червя. Змей не только видоизменился, - он, к тому же, теперь может напоминать и о «черве неусыпающем» в аду. Адский «неусыпающий червь» - это дьявол, который вечно грызет нераскаянных грешников. Это аналог-двойник проклятого змея, питающегося прахом. Другое использование образа червя, как ничтожества, встречаем в словах псалма: «Аз есмь червь, а не человек, поношение человеков и уничижение людей» (Пс.21:7). По учению некоторых святых Отцов, псалом относится ко Христу, в том числе и эти слова. Христос в Своем добровольном крайнем уничижении уподобляет Себя наиболее ничтожному существу – червю. Интересно понимание и перечисление этих ничтожных свойств: «Господь назвал Себя червем по причине безсеменного своего рождения, ибо как червь рождается в земле без семени после дождя, так и Христос родился безсеменно <…> Христос называется червем, потому что носил плоть как приманку для демонов <…> как для рыб приманка червь, так и Христово человечество было приманкою <…> как червь по виду кажется ничтожным, но он протачивает и истребляет вещество, в котором находится, так и Христос <…>»[21].

...

გაგრძელება იქნება